«Эту ракету мы создавали по его указанию» Как при Сталине СССР хотел запустить человека в космос

Историю советской космической программы принято начинать с 4 октября 1957 года, с вывода на околоземную орбиту искусственного спутника земли (ИСЗ) «Спутник-1». Это же событие считается преддверием первого полета человека в космос. Но по сути это все — верхушка айсберга, таящая под собой немало интересного и уходящая корнями к сталинским временам. Проблема в том, что огромная часть этого интересного — гениальные мистификации. «Лента.ру» рассказывает, какие разработки на самом деле велись в первое военное десятилетие и чего никогда не было.

«По вашему поручению мною рассмотрено предложение группы инженеров, руководимой товарищами Тихонравовым и Чернышевым, о создании ракеты, предназначенной для полета с двумя человеками и аппаратурой на высоту 100-150 километров», — докладывал в 1946 году Иосифу Сталину министр авиационной промышленности СССР Михаил Хруничев.

Проект полета человека в космос на высшем уровне рассматривали за 15 лет до полета Юрия Гагарина. В представленной докладной записке отмечалось, что модель советской ракеты напоминает немецкую «Фау-2», у которой удлинили корпус и в конструкцию добавили герметичную кабину для пилотов и приборов с увеличенными баками — девять тонн вместо восьми. Здесь нужно обратить внимание на то, что в первые годы после войны советская космическая программа находилась под влиянием Германии. Но дело даже не в этом.

Все это звучит как-то несвоевременно. На дворе 1946 год, страна в руинах, народ голодает, еще не отменена карточная система, экономика истощена. К тому же о том периоде долгое время ничего не было известно — по крайней мере широкому читателю. Впоследствии образовавшаяся пустота заполнилась мифами и домыслами. В итоге тема «Сталин и космос» окутана туманом, и фактический старт советской программы связывают с оттепелью.

На то есть политические причины. Во-первых, XX съезд и развенчание культа личности, после которого от обожествления Сталина перешли к его уничижению. Во-вторых, появление нового культа личности, в более мягкой и экстравагантной форме, — хрущевского. «Целина, Гагарин, кукуруза» — символическая триада новой эпохи, тогда как сталинизм скорее ассоциировался с ГУЛАГом, неудачами 1941 года и всеобщей паранойей.

С приходом же к власти Брежнева сталинский период стал подаваться в мифологизированной, рафинированной и безжизненной форме. Поскольку сталинский космос — тема не парадно-выходная, а самая что ни на есть рабочая и связана с рядом проблем: аварии при запуске, грызня между конструкторами, привлечение немецких специалистов к работе и так далее. Даже очевидцы и непосредственные участники тех событий долгое время предпочитали молчать.

Первые две причины: в 40-е годы все работы строго засекретили, а в 80-е, когда стало можно об этом говорить, мало кто хотел вспоминать о тех временах, и многие из них унесли эти тайны в могилу.

«Третья причина относится только к профессионалам — писателям и журналистам. Они не находят в истории этого периода сенсаций и такого обилия свершений, потрясающих человеческое воображение, которые посыпались как манна небесная с 1957 года — после запуска первого искусственного спутника Земли», — писал Борис Черток.

К счастью, современные исследователи берут на себя просветительскую работу, а также занимаются разрушением мифов позднесталинского периода, где прочно пустили корни конспирологи и любители альтернативной истории. И главный вопрос лежит на поверхности: неужели до 1954 года в этом направлении вообще не двигались, а Сталин только и делал, что занимался фабрикацией различных дел и запугиванием политических оппонентов?

Как Сталин Луну колонизировал

В 1993 году, на волне переосмысления советского прошлого, вышла книга «История советской фантастики» за авторством некоего Рустама Каца, где в наукообразной форме и занимательном ключе говорилось о наполеоновских планах товарища Сталина на космос, а точнее на естественный спутник Земли — Луну.

Ссылаясь на японского историка Роберта Майлина и на его труд «Хиросиме предшествовал Потсдам» (Hirosima Followed Potsdam), Кац приводит «неизвестный» эпизод из Потсдамской конференции 1945 года, где Сталин, разобравшись с послевоенным переделом Европы, предложил Черчиллю и Трумэну поделить Луну. По словам вождя, советские ученые, изучив многочисленные немецкие трофейные чертежи, подошли вплотную к освоению космоса, и начинать нужно было именно с Луны.

«…Учтите, господин президент, у Советского Союза есть достаточно сил и технических возможностей, чтобы доказать наш приоритет самым серьезным образом», — это якобы сказал Сталин Трумэну на Потсдамской конференции.

Этот «секретный» диалог стал сенсацией и породил тысячи публикаций и десятки книг, а затем и документальных фильмов, посвященных теме «Сталин и Луна». Апофеозом стала картина 2005 года режиссера Алексея Федорченко «Первые на Луне». Мокьюментари, которое некоторые восприняли всерьез. За год до этого вышло второе издание книги Каца.

Под псевдонимом Рустам Кац скрывался писатель-фантаст и популярный колумнист девяностых-нулевых Роман Арбитман, который в начале 90-х учуял тренд, запущенный постмодернистом Виктором Пелевиным в дебютном романе «Омон Ра». Но если у Виктора Олеговича все полеты в космос осуществлялись где-то под землей в Москве, — то есть «космическая гонка» оказалась сплошным надувательством, — у Арбитмана-Каца вождь народов уже в 1945 году нацелился на Луну. Альтернативная история, но со знаком плюс.

Идея нашла отклик в воспаленных умах реваншистов, сталинистов и уфологов. Вскоре она растиражировалась так, что даже официальное опровержение Арбитмана, опубликованное в сентябре 2011 года в «Московских новостях», не подействовало на них никак. Никто не удосужился даже открыть стенограмму Потсдамской конференции и убедиться в том, что ни о какой Луне там речи не шло. Плюс ко всему не было никакого историка Роберта Майлина, как и его книги. В этом легко убедиться, просто вбив в поиск это имя и попытавшись найти хоть какое-то указание на его «труды».

Возможно, критическое мышление отбивала легенда, что Майлин работал переводчиком у Трумэна. Но люди поверили в это неслучайно. Мистификация Арбитмана выполнила терапевтическую роль.

Потребность постсоветского человека в мифе

Британский религиовед Карен Армстронг в своем труде «Краткая история мифа» отмечала, что в древних цивилизациях отмирание мифов воспринималось людьми очень болезненно. Боги не только участвовали в повседневной жизни людей, но и придавали смысл их существованию, а освобожденному «субъекту истории» приходилось искать этот смысл в себе и в окружающей действительности. Но в 90-е рядовой гражданин, выброшенный из патерналистской колыбели СССР на обочину «дикого капитализма», никак не мог ощущать себя активным субъектом истории. И поэтому нуждался в мифах и богах.

Для многих россиян, проживших большую часть жизни в СССР, вопрос «что сделал Сталин для космоса» стоял на стыке истории, метафизики и экзистенциализма и соприкасался с вопросами «в чем смысл жизни», «в чем смысл истории», «какое будущее у России». А переформулированная лейбницевская «проблема зла» трансформировалась из «если Бог есть, зачем он допускает страдания людей» в «зачем нужны были все эти жертвы, репрессии, коллективизация, индустриализация, коренные переломы, если СССР в конечном итоге развалился».

Мистификация Арбитмана-Каца не только заполнила все лакуны, но и излечила душевные раны оказавшегося на обочине истории советского человека, подпитав его чувство ресентимента. Его можно выразить так: «Если бы Сталин не умер, то и космическая программа была бы более впечатляющей, да и вообще СССР бы не распался».

На этом месте стоит перейти к реальной истории. Да, Сталин никакую лунную программу не планировал, тем не менее все достижения конца 50-х — начала 60-х уходят корнями в послевоенную сталинскую эпоху. И здесь уместны слова историка Антона Первушина из пролога его книги «Космонавты Сталина: межпланетный прорыв Советской империи»:

Время возможностей

Советская космическая программа берет начало с 1921 года, с момента основания Газодинамической лаборатории при РККА. В царской России никаких намеков на такую программу не было. При монархии не было технической базы для осуществления подобной программы, да и некому среди высшего эшелона власти было лоббировать интересы ученых-самородков.

А ведь именно тогда народились наши Леонардо Да Винчи — Циолковский, Чижевский, Кибальчич, Телешов, Морозов, Федоров и другие, чьи прозрения сделали вклад в теоретическую базу отечественной астронавтики. Как правило, это были самоучки без специального образования. Кто-то из них просто прозябал, никем не понятый, за исключением узкого круга единомышленников.

Время возможностей открылось для них — точнее, для тех, кто выжил — уже после революции. Кто был никем, тот станет всем. А пока…

«Усилия одиночек-энтузиастов (фантастов, популяризаторов, изобретателей) давали лишь тот результат, что теоретическую (а уж тем более практическую) космонавтику все меньше воспринимали всерьез в научных и военных кругах», — отмечал историк Антон Первушин.

По сути, монархия не жила в футуристическом измерении, и в этом одна из ее основных проблем. Космос казался власти чем-то излишним, тем более что в начале XX века на нее свалилась куча проблем, которые нужно было решать. После революции, а в особенности после Гражданской войны, с началом НЭПа, мечтатели и художники получили простор для реализации космических фантазий. Под знаком социалистического преобразования мира сформировались многие проекты — от совсем экстравагантных до вполне реалистичных.

Выходили фантастические произведения («Аэлита», «Красная планета», «Психомашина», «Межпланетный путешественник», «Путешествие на Луну и на Марс», «Лунная бомба», «Прыжок в ничто»), художники вроде Константина Юона рисовали футуристические картины («Новая планета», 1921 год), режиссеры снимали фильмы о полете человека в космос («Аэлита» Якова Протазанова).

В то же время новая власть привечала конструкторов и изобретателей царской поры, которые уже успели махнуть рукой на космос и боролись за выживание. Константину Циолковскому, с одобрения Ленина, назначили солидную пожизненную пенсию и привлекли к активной работе. Его работы переиздали, его сделали пионером отечественного космоса.

Первые шаги Сергея Королева

Новый качественный переход стал возможен в эпоху индустриализации. В сентябре 1933 года маршал Михаил Тухачевский издал приказ Реввоенсовета СССР об организации Реактивного научно-исследовательского института (РНИИ), первого в мире государственного института, объединившего различные направления теоретической и практической разработки проблем ракетной техники. Вскоре РНИИ перешел в ведение Наркомата тяжелой промышленности. Там делал свои первые шаги конструктор Сергей Королев, который до конца 20-х о космосе и не помышлял, был известен скорее как авиаконструктор.

Но уже к 1938 году он разработал проекты крылатой и баллистической ракет дальнего действия, авиационной ракеты для стрельбы по воздушным и наземным целям (ракета «301») и зенитных твердотопливных ракет. В 1940 году состоялся пуск созданного им ракетоплана РП-318-1, прообраза современных шаттлов. Причем дорабатывал он его уже после ареста, в так называемой шарашке — лаборатории за колючей проволокой. Во второй половине 30-х многие ученые и инженеры были репрессированы, и Королев не стал исключением.

Под репрессии попали его коллеги — разработчик ракетной техники Иван Клейменов (расстрелян), Георгий Лангемак (расстрелян), Валентин Глушко (будущий генеральный конструктор многоразового ракетно-космического комплекса «Энергия — Буран»). Эти трое, скорее всего под давлением НКВД, дали показания, что Королев причастен к контрреволюционной троцкистской организации внутри РНИИ. Короче говоря, был вредителем.

30-е годы — время парадоксов. Бурное развитие промышленности, вал различных изобретений мирового уровня и молох репрессий, не щадивший никого. Королев — один из немногих, кто выжил, благодаря чему успел сделать многое для космической программы.

Благодаря Королеву в конце 30-х состоялось несколько полетов в стратосферу (на высоту от 11 до 50 километров), а это преддверие космической программы. Один из полетов в стратосферу закончился катастрофой, которая получила резонанс в СМИ. С этого момента все, что касается космической программы, проходило под грифом секретности.

Новый и для Королева, и для страны этап начался в послевоенное время. В июле 1944 года Королева досрочно освободили из заключения со снятием судимости, но без реабилитации. Его назначили преподавателем на кафедре реактивных двигателей Казанского авиационного института. К 1946 году в СССР уже была солидная теоретическая и экспериментальная база. К ней добавились немецкие наработки.

Немецкие корни советской программы

Советская космическая программа выросла из военного ракетостроения. Период 1946-1956 годов прошел под знаком строительства первых баллистических ракет дальнего действия. Этому способствовало изучение наработок ракетостроителей Третьего рейха, и в частности — реактивной ракеты «Фау-2».

СССР и США буквально охотились за лучшими умами немецкой инженерной мысли. И хотя все сливки достались США, десятки немцев-технарей вывезли в СССР и привлекли к работе. Важным «трофеем» стал профессор Манфред фон Арденне, немецкий инженер и фантаст, причастный к немецкому атомному проекту.

Во второй половине 30-х Германия перехватила у Советов космическую пальму первенства — как раз из-за репрессий.

В это же время немцы основали конструкторский центр в Пенемюнде, вложив в него свыше 550 миллионов дойчмарок. Понятно, что все это было клондайком для СССР.

С учетом того, что после 1945 года космическая программа была под силу только СССР и США, уже тогда развязалось соперничество, причем необъявленное. Кто захватит больше немецких технологий — у того больше шансов на успех.

«Не знали мы, что с Запада навстречу нашим войскам шли специальные миссии по захвату немецкой ракетной техники, ее специалистов, по поиску ученых — физиков-атомщиков — и захвату всего, что было сделано в Германии по новейшим достижениям науки и в первую очередь — в области управляемых ракет, использования энергии расщепления атома и радиолокации», — вспоминал Борис Черток.

Уже в 1945 году оккупационным войска РККА, а точнее техническим специалистам в их рядах спустили установку: переписывать и инвентаризировать типы и количество станков, технологического производственного оборудования и измерительных приборов. Захваченные низко- и высокочастотные частотомеры, волномеры, шумомеры, активные фильтры, анализаторы гармоник, мотор-генераторы и умформеры — это только малая часть списка трофеев, пригодившихся советским специалистам.

Институт «Нордхаузен» — полигон Капустин Яр

В 1946 году на базе немецкого института и всех отдельно действующих конструкторских сил был создан институт «Нордхаузен». Он располагался на территории советской оккупационной зоны. Руководил им генерал-лейтенант инженерной службы Лев Гайдуков. Его первым заместителем и главным инженером назначили Сергея Королева. С 1946 по 1966 год Королев также занимал пост председателя Совета главных конструкторов СССР.

В «Нордхаузене» бок о бок трудились немецкие и советские специалисты, и именно там началась разработка ракет семейства Р-2. Летом 1947 года советские специалисты «Нордхаузена» вместе с материальной частью и наработками по ракетами были перевезены на полигон Капустин Яр. Вернулся на родину и Королев.

По воспоминаниям специалистов, именно два года работы на территории Германии, на местном оборудовании и с привлечением немецких специалистов, дали разгон конструкторской деятельности в СССР. Более-менее современный вид она обрела уже во второй половине 50-х.

Капустин Яр до осени 1947 года не отвечал минимальным техническим требованиям, и лишь 18 октября состоялся первый запуск ракеты серии «Т». Затем запускали немецкую «Фау-2» и первую ракету из серии Р-1, практически ее копию. Пуск показал массу недоработок.

На ее основе впоследствии были созданы модификации Р-1Б, Р-1В, Р-1Д и Р-1Е. Параллельно велась работа над ракетами Р-2. Шла работа над Р-3, Р-4, Р-5 и другими ракетными комплексами. В начале 50-х Р-1 и Р-2 были приняты на вооружение в Советской армии.

Р-2 отличалась от Р-1 дальностью полета, и она увеличилась с 250 до 600 километров при той же системе управления. Требования к управлению нарастали по мере увеличения дальности пуска ракет-носителей. У Р-5, например, дальность составляла уже 1200 километров.

При этом нельзя точно разграничить по датам, какая ракета шла первой, а какая — второй. Первый расчеты межконтинентальной баллистической ракеты Р-7 начались еще в «Нордхаузене», но лишь к 1954 году она приобрела более ясные очертания, а к 1956 году была готова к запуску.

Человек и космос

Михаил Тихонравов, заместитель Королева, в 30-е годы возглавлял один из отделов РНИИ (Реактивного института), где потом создадут легендарную «Катюшу». В 1944-м РНИИ был ликвидирован и преобразован в НИИ-1. Тихонравов изобрел несколько экспериментальных жидкостно-ракетных двигателей — в частности, ЖРД-208 и спирто-кислородный ЖРД-605. Естественно, в послевоенное время он был в гуще событий.

Пока советские спецы трудились в «Нордхаузене», Тихонравов представил Сталину проект полета первого человека в космос. Тогда многие конструктивные моменты еще находились в зачаточном состоянии. В частности, никто не знал точно, как спускать герметичную кабину на Землю. Плюс к этому необходимо было доработать автоматы, управляющие полетом, отцеплением корпуса двигателя от ракеты в момент начала спуска и прочие нюансы.

Михаил Хруничев, куратор проекта Тихонравова, предложил создать для этих целей конструкторское бюро. Но Сталин отложил проект на несколько лет, поскольку перед страной стояли более насущные задачи. В 1946-1947 годах многие регионы страны охватил массовый голод. Отказ Сталина от «плана Маршалла» проблему лишь усугубил, хотя с идеологической точки зрения был резонным.

В попытке решить проблему по-социалистически и накормить население страны вождь запустил план преобразования природы — один из примеров советской мегаломании. Это и создание крупных лесополос общей протяженностью свыше 5300 километров, и внедрение травопольной системы земледелия, разработанной Докучаевым, и другие меры. В перспективе уже к 1951 году все это привело к повышению урожайности, в некоторых случаях на 100 процентов.

В тот же период шла по нарастающей холодная война, и все силы советского ракетостроения направили на создание «ядерного щита и меча». Но именно в процессе этих «летальных» разработок вышли на новый уровень.

В начале 50-х Тихонравов заявил, что СССР под силу создать баллистическую ракету, несущую на борту искусственный спутник Земли. Но комиссия не разделяла его энтузиазма. Этим делом должен был заниматься специальный НИИ. В 1950 году подотделом созданного в 1946 году НИИ-88 стало ОКБ-1. А после реструктуризации в 1956-м ОКБ-1 стало самостоятельным предприятием. Сегодня это Ракетно-космическая корпорация «Энергия» имени С.П. Королева.

Сорок восемь космических псов

Параллельно встал вопрос о том, как обеспечить безопасность экипажа космической ракеты. Такая работа велась уже с начала 50-х.

Ученые изучали влияние космической радиации на простейшие организмы, растения, насекомых и, наконец, животных. Помимо радиации существовали такие факторы, как шум, вибрация, ускорение и невесомость. Некоторое время велись споры, какое животное лучше всего подойдет для тестирования полетов.

Не с Лайки и не с Белки со Стрелкой все началось. Первых собак в космос запускали еще при Сталине. Так, 22 июля 1951 года на ракете Р-1В в специальный герметичный отсек поместили дворняг Дезика и Цыгана. Полет прошел нормально, и вскоре хвостатые вернулись домой целыми и невредимыми.

После этого важно было не только закрепить успех, но и проверить, не дают ли перенесенные полеты накопительного негативного эффекта. Для этого во второй заход на ракету Р-1Б загрузили бывалого Дезика и новенькую Лису. В этот раз полет прошел неудачно, животные погибли. Бывшего напарника Дезика Цыгана больше к полетам не привлекали и, отправив на пенсию, оставили под наблюдением.

«До самой смерти жил Цыган у академика Благонравова дома, и никаких отдаленных патологических изменений у него не отмечали», — отмечал Владимир Яздовский.

Следующими подопытными стали псы Мишка и Чижик. Их запустили на ракете Р-1Б.

Затем эксперимент усложнили и устроили повторный пуск. В этот раз произошла разгерметизация салона, из-за чего собаки задохнулись. На ракете Р-1В слетали дворняги по кличке Непутевый и ЗИБ. Причем, ЗИБ, в отличие от предшественников, никакой подготовки не проходил. Изначально на месте ЗИБа должен был лететь Рожок, но врач Владимир Ядзовский в последний момент решил включить фактор неожиданности. После того как полет успешно завершился, Сергей Королев, узнав о подмене, сказал: «Скоро на советских ракетах все желающие смогут летать».

Это были последние подопытные собаки-астронавты сталинской поры. Всего же в космос запустили примерно 50 хвостатых. Убедившись на 100 процентов в том, что полет безопасен для собаки, можно было переходить к следующему этапу.

«Ради кого теперь стараться?»

13 февраля 1953 года, за полмесяца до смерти, Сталин подписал постановление Совета министров, где говорилось о старте научно-исследовательских работ по теме «Теоретические и экспериментальные исследования по созданию двухступенчатой баллистической ракеты с дальностью полета 7000 — 8000 километров».

Речь шла о межконтинентальной баллистической ракете Р-7, к семейству которой принадлежит «Восток-1», на которой полетел Гагарин. Но Сталину было не суждено стать свидетелем этого прорыва. 5 марта 1953 года он умер в своей резиденции на Ближней даче, где после 1945 года проводил большую часть времени. Новость о кончине вождя быстро долетела до конструкторов, трудившихся над очередной ракетой на полигоне Капустин Яр.

К тому времени маховик космической программы раскрутился во всю мощь, и советская космическая инфраструктура начала приобретать современный вид.

«В начале 1953 года ОКБ-1 уже насчитывало более 1000 человек и представляло собой организацию, способную возглавить практическую деятельность и научные исследования по перспективам развития ракетной техники. В министерстве тоже наконец пришли к мысли, что нужен головной институт отрасли типа ЦАГИ», — Борис Черток.

По его словам, к 1956 году было создано и сдано в производство семь ракетных комплексов (от Р-1 до Р-7), включая два ядерных и один морской.

Семейство ракет Р-7 считается главным достижением тех лет. Об этом в 2017 году «Ленте.ру» подробно рассказывал ведущий инженер отделения по созданию бортовых комплексов и высокочастотной аппаратуры АО «РКС» Виктор Сахаров.

Но и с ней все было не так просто. После первого и второго пуска Р-7 упала, в третий раз — не взлетела, на четвертый раз полет наконец состоялся. Пятый старт — это 1957 год — был уже с первым спутником Земли «Спутник-1». Этим пуском СССР показал миру, что оставил далеко позади немецкую «Фау-2» и что советские специалисты способны развивать первую космическую скорость. С немецким влиянием было покончено, советская космическая инфраструктура нарастила свои кости и мускулы.

А необходимость новых испытаний способствовала появлению первого крупнейшего и до сих пор действующего космодрома Байконур.

От Капустина Яра до Байконура

В том же году, когда Сталину на стол легла докладная записка о проекте «О создании ракеты для полета человека на высоту 100 — 150 километров», в северо-восточной части Астраханской области появился полигон Капустин Яр. Первые специалисты, как уже было сказано, прибыли туда в 1947 году, тогда же туда отправили два спецпоезда с вывезенным из Германии оборудованием.

Полигон предназначался для испытания первых одноступенчатых баллистических ракет дальнего действия Р-1, Р-2, Р-5, Р-11, Р-11М, Р-11ФМ. Долгое время этот полигон отвечал техническим требованиям, но после начала работ по принципиально новым межконтинентальным ракетам — баллистической многоступенчатой Р-7 и крылатым «Буря» и «Буран» — прежняя база стала тесна.

В начале 50-х созвали спецкомиссию из гражданских и военных. В ОКБ-1 разработали требования к новому полигону. Выбирали из трех вариантов: в Марийской АССР, где в годы Великой Отечественной лес сильно проредили, образовав таким образом большую площадку. К тому же эти территории были мало населены, и с транспортным сообщением было все в порядке. Второй вариант — западное побережье Каспийского моря. Там все было отлично, за исключением невозможности размещения радиосредств.

В итоге остановились на третьем варианте — отсюда и пошел Байконур: это был район от Аральского моря до города Кызыл-Орда в Казахстане. К тому же рядом со станцией Тюратам сохранилась узкоколейная железнодорожная ветка, которая вела к небольшому карьеру в степи, в 30 километрах от станции. Через Тюратам (нынешний Торетам) проходила железная дорога Москва — Ташкент. У жителей этих территорий Тюратам считался сакральным, этот топоним переводится с казахского как «священное место». Кстати, сюжет о почитаемой местными жителями святыне, оказавшейся за колючей проволокой режимного объекта, лег в основу повести Чингиза Айтматова «Буранный полустанок».

Строительство космодрома Байконур

Фото: Книга «Байконуру — 50. История космодрома в воспоминаниях ветеранов»

Важный бонус — река Сырдарья, бесперебойный источник воды, необходимой для строительства объектов и проведения технологических операций при испытаниях и пусках ракет, а также для снабжения будущих жилых районов. К тому же будущий Байконур располагался близко к экватору, что позволяло использовать естественное вращение Земли для разгона ракеты на старте. Плюс никаких препятствий для размещения пунктов радиоуправления и приема телеметрии, контроля траектории полета ракеты с помощью радиосредств. Кстати, вариант с западным побережьем Каспийского моря в качестве места для космодрома отмели как раз из-за того, что там были с этим проблемы.

В 1955 году вблизи Тюратама начали строительство научно-испытательного полигона №5 (НИИ-5 МО), который получил название Байконур. С него в 1957 году стартовала космическая эра, где уже спустя четыре года СССР выступит триумфатором, успешно отправив первого человека в космос.

Так что, обращаясь к последним годам жизни Сталина, нужно сказать, что разработки всех составляющих космической программы велись непрерывно. И именно благодаря им стал возможен период сенсаций и свершений.